Cборник смешных историй № 3228

Утром шеф, как обычно, проводит совещание. Шеф старых понятий, ретроград. Сначала о работе, потом о дисциплине.
- Хочу особо обратить ваше внимание на внешний вид сотрудников. Чтобы ни одного сотрудника в трусах в офисе я не видел, ни мужчин, ни женщин. Охране особенно следить и в трусах не пускать. А то самих уволю.

В тридцатые годы, когда шеф НКВД Гершель Ягода слег в кремлевскую больницу с воспалением легких, Николая Крючкова, который в то время приехал на гастроли в Пермь, спросили знакомые:
- Как здоровье Ягоды? Какие новости?
- Плохие новости, - ответил Крючков.
- Что, безнадежно? Умирает?
- Нет, наоборот, ему значительно лучше. Он выздоравливает…

Писатель Олдридж, англичанин по происхождению, в первые годы войны служил в посольстве Великобритании в Москве. Затем его перевели в Тегеран, а после войны он переехал в США и стал писать книги.
В 60-е годы Олдридж приезжал в Москву то ли для сбора материалов для новой книги, то ли его потянуло на воспоминания - работая когда-то в Москве, он сильно влюбился в свою коллегу, сотрудницу посольства, тоже англичанку (по мотивам событий своей дипломатической службы он написал роман «Дипломат»). Дальше - вольный пересказ воспоминания Олдриджа об одном из событий этой поездки:
«Я шёл по улице Горького. Меня догнал какой-то мужчина и о чём-то спросил (русский язык Олдридж так и не выучил). Поняв, что я не говорю по-русски, он жестом поманил меня в соседнюю подворотню. Там находился ещё один мужчина. Они о чём-то переговорили, затем каждый из них достал рубль, и они жестами предложили мне сделать то же самое. Я дал им рубль, и один из мужчин тут же на минуту исчез. Вернулся он с бутылкой водки, стаканами и тремя конфетами. Бутылку мужчины тут же откупорили, разлили поровну в стаканы и, чокнувшись со мной, выпили. Я выпил тоже. После этого мужчины сразу исчезли.
Выйдя на улицу, я сразу сильно опьянел, у меня закружилась голова. Тут ко мне подошёл русский полицейский, и я сказал ему единственную фразу, которую знал по-русски: «Я - заблудившийся американский писатель», на что он, ни секунды не задумываясь, ответил: «Пойдём, пойдём, Хемингуэй!»

Еще во времена СССР стояли в «Детском мире» (не помню что-то выбросили), очередь была огромная, впереди стояла дама, а рядом ее сынишка, лет 5 крутился, он ел апельсин, а когда его съел, обратился к маме: «Мне апельсиновые корки выбросить или ты их дома в самогон положишь?» - все это было сказано в тишине, на всю очередь - хохот был на весь магазин.